Чучело человека

[dneprovskij]

Свой второй сборник стихов он назвал "Чучело Человека". Деньги на его издание собирал по знакомым, друзьям, приятелям... Когда пришёл в редакцию одной из местных газет, и попросил деньги у той самой журналистки, что лет за десять до того имела неосторожность посвятить ему и его стихам целый разворот, и попросил её дать ему на книжку столько, сколько она в состоянии выделить на это дело, она дала ему полтинник. Думала, что просит на пиво. Другие тоже думали, что просит он на опохмел, и давали: кто - двадцатку, кто - полтинник... А он заносил всех в список, и обещал, что во второй своей книжке перечислит всех жертвователей поимённо. Не перечислил, правда - солгал, каналья... Зато книжку издал. 

 

Деньги на первый свой поэтический сборник он откладывал с пенсии полгода: когда-то он "косил" от призыва - и так ловко "откосил", что умудрился даже получить инвалидность. Понятно, на какое место... А выпустив первый сборник, вошёл во вкус - и начал штамповать свои книжицы одну за другой. Про то, как он собирал деньги на это своё "чучело", я уже рассказал. А где он наковырял средства на свой третий опус под названием "Долгими зимними вечерами внутри собаки", я не знаю.

Когда мы узнали, как он назвал свой третий сборник, я поморщился:

"Долгими зимними вечерами внутри собаки" - это что? стихи, написанные глистом?... Ну, глистом - не глистом, а литературный псевдоним он выбрал себе когда-то не лучше: Игорь Клошар. Игорь - в честь Игоря-Северянина, ну а Клошар - думаю, и без расшифровок всё понятно...

Те стихи, с которых он начал, были если и не хороши со всех сторон, то, по крайней мере, были серьёзной заявкой на что-то:

Змеиное сердце холодное
Синеет в ночных фонарях.
Морскою травой инородною
Гнию на чужих якорях.

Проснувшийся ночью от холода,
Я чувствую призрачный свет —
Сон мира проклятья и голода
Умом претворяется в бред.

Нанес только мути и дичи я
На жизни узорчик кривой.
Храни от неё, безразличие —
Змеиного сердца покой.

Кто из юных стихоплётов в свои семнадцать - двадцать лет не играл в декадентов, в акмеистов, не изображал из себя этакую утончённую богему, на стремился эпатировать окружающих?... Клошар продолжает играть эту роль и на четвёртом десятке: он настолько свыкся с этим образом, что отойти от него - значит, потерять себя.

Однако, времена меняются, люди взрослеют - и вот уже Время выставляет свой счёт: ладно, парень, твое "Змеиное Сердце" было смелой заявкой для двадцатилетнего юнца, бредившего "Серебряным Веком". А теперь, пожалуйста, покажи, с чем ты пришёл к возрасту Христа? И вот здесь-то и выясняется вдруг, что вместо “роз”, которые у юного Клошара были “похожи на рваные раны” (а вовсе не рифмовались с “грозами” и прочими “слЁзами” – что, согласитесь, редкость для юного дарования), теперь в его стихах живут какие-то механические девочки – а сами стихи, и по форме, и по содержанию, напоминают, скорее, бормотание обкуренного гашишем хиппи:

Жила-была девочка, и мечтала она
полететь в космос.
Уснула она как-то
на кухне за холодильником,
и приснилось ей, что надо
найти прекрасного космонавта.
Пошла девочка в магазин — нет космонавта.
Забежала на пашню — тоже нет.
Явилась она в театр — глядь:
а там космонавт на космонавте сидит
и космонавтом погоняет.
Схватила девочка одного — и домой.
Уложила его в постельку,
цветной тряпочкой замотала,
и подумала:
“Вот и хорошо”.

Дальше, как говорится, плыть некуда. Сушите вёсла, господа!

…Впервые я увидел его в самом начале 90-х, в иркутском кафе “Нива” – это заведение многие из его тогдашних посетителей претенциозно величали “иркутским Сайгоном”. Ну, “Сайгон”, не “Сайгон” – а кофе здесь готовили отличный – на рубеже 80-х и 90-х это было, пожалуй, единственное в городе место (не считая закрытых для людей “с улицы” гостиничных баров), где варили настоящий кофе, из зёрен. Ну, и публика здесь собиралась достаточно своеобразная: в основном, тусовались за здешними стойками и столиками разные “потенциальные интеллигенты” – студенты истфака и филфака Университета, студенты же Училища Искусств, актёры местных театров – из тех, что задействованы, как правило, в массовке (для мэтров существовал свой элитный бар – в Доме Актёра), ну, и всякие журналисты, рок-музыканты (игравшие в те годы по подвалам) и прочая подобная же публика. Про кафе “Нива” можно написать ещё много чего интересного, но – в другой раз… В другой раз. А я пока возвращаюсь к своему “лирическому герою”.
Они приходили туда вдвоём с отцом, и беседовали о литературе. Юноша бледный со взором горящим, маленького роста, в неизменном чёрном берете, из-под которой торчали длинные волосы – из-за своей причёски и берета этого он напоминал мне карточного валета – что-то бормотал про стихи и пил горячий крепкий кофе из маленькой чашечки, а я смотрел на него, и думал: неужели же этого парня так и не научили, что входя в помещение, нужно снимать головной убор?… Я понимаю, что “Нива” – по сути своей, кофейная забегаловка – но неужели так трудно этот берет с головы стащить?… А ведь – туда же: Ахматова, Гарсия Лорка, Борхес…

Потом, когда в “Ниве” вместо настоящего кофе стали торговать алкоголем на розлив, я перестал бывать там (к тому времени в городе появились заведения, куда не стыдно было зайти), и естественно, потерял этого “валета червей” (так я окрестил его про себя) из виду. А в середине 90-х одна моя помешанная на “литературном творчестве” знакомая стала усиленно рекламировать некоего “иркутского поэта-декадента Игоря Клошара”.



Надо сказать, что к тому времени я уже достаточно чётко представлял себе, кто в этом городе – поэты, а кто просто прикидывается, а с некоторыми из них у меня были приятельские, и даже дружеские отношения – но про “поэта-декадента Игоря Клошара”, которого мне усиленно навяливали в качестве героя для интервью в газете, я ничего прежде не слышал. “Ладно, - думаю, - посмотрим, что это за редкостный зверь такой – поэт-декадент”. И вот они заявляются ко мне домой – она, и… и ЭТО… тот самый “валет червей”, которого я наблюдал за стойкой “Нивы”. Переступив порог квартиры, ссутулившийся “валет” представился тихим голосом, и протянул для рукопожатия свою маленькую потную ладошку…

Ладно, стихи у “поэта-декадента” оказались, вроде бы, и ничего – но публикация тогда по каким-то причинам не состоялась. Зато, он быстро протоптал дорожку ко мне, и уже через несколько дней заявился без приглашения, на правах “старого знакомого”. Больше всего на свете, юноше хотелось стать “вхожим в литературные круги”, “познакомиться с настоящими поэтами” – и я знакомил его со Шмановым, с Сергеем Корбутом, с Вяткиным, с местными художниками… Все они смотрели на него чуть свысока и с иронией – “юношеской богемностью” к тому времени уже все давно переболели, и заявления Клошара о революциях в поэзиях звучали наивно и забавно – но, всё же, то, что он читал “из своих”, было далеко не так уж плохо, и за это парнишке многое прощалось…

Здесь, в аккурат, подоспела творческая акция “Третий Глаз” - нечто, вроде фестиваля молодых дарований, на котором поэты не только читали стихи, но и демонстрировали свою живопись, а художники не только выставляли свои холсты и офортные листы, но и выступали со своими стихами. Среди прочих, мы пригласили принять в ней участие и Клошара. Каково же было моё удивление, когда моя старая знакомая, художница Яна, увидев нашего “поэта-декадента” среди участников акции, отвела меня в сторону, и спросила страшным шепотом:

- Как?! И этот сумасшедший тоже – поэт?…

Оказалось, что квартиры Яны и “поэта-декадента” расположены на одной лестничной площадке, и я тут же узнал, что этот тихий юноша с потными ладошками на самом деле – просто, король эпатажа какой-то!… Я услышал совершенно сюрреалистические истории о том, как “поэт” выходит покурить на лестничную площадку – исключительно в чёрных носках и ботинках – то есть, ТОЛЬКО в носках и ботинках; Яна рассказала мне, как иной раз ночью она просыпается от доносящегося из-за стены замогильного воя- то “поэт” без всякого музыкального сопровождения исполняет свою любимую песню о гибели крейсера “Варяг” – и поражался, как это можно спеть “Наверх вы, товарищи, все по местам!” с такими интонациями, что слушатели примут это за вой привидений… Много, чего услышал я от Яны в тот день – а вскоре, и сам стал свидетелем некоторых “чудачеств” нашего “молодого дарования”.

Начнём с того, “поэт-декадент”, оказывается, обожает нажираться на дармовщину, чему мы оказались свидетелями во время первого же совместного фуршета участников акции (все наши мероприятия проходили в Выставочном зале Художественного музея через каждые три-четыре дня, и заканчивались, естественно, фуршетами). А лишь слегка приняв на грудь – а много ли ему, с его комплекцией, было нужно? – тихий доселе поэт Клошар начинал впадать в буйство: то он принимался читать свои стихи (голос у него, к слову, действительно, заунывный), и при этом жестикулировал, старательно подражая бесноватому фюреру, то начинал ухаживать за понравившейся ему девушкой – и несчастная, на которую он имел неосторожность “запасть”, бегала и пряталась от него, а потом старалась незаметно ускользнуть пораньше, не дождавшись окончания мероприятия – иначе она рисковала получить этого пьяного ромео в качестве до-дома-провожатого. Но самое ужасное начиналось позже – когда вконец опьяневший Клошар принимался выбрасываться в окно, бить пустые бутылки, резать себе вены, или кидался душить какую-нибудь совершенно юную и ясноглазую девчонку.

Помню, дело происходило в гостях у одного из наших общих знакомых. Виновник торжества, премьеру пьесы которого мы отмечали сначала в баре Дома Актёров, захмелев, предложил всей честнОй компании переместиться к нему домой, что было встречено бурным ликованием и пополнением алкогольных запасов. Увязался вместе со всеми и Клошар. Всю дорогу он ни с кем не разговаривал, и вообще, старался держаться незаметным – но как только гости оказались в квартире, наш “декадент” тут же довёл себя до нужной кондиции, а затем бросился душить кого-то из девушек. Тут уж всем стало не до смеха: о том, что Клошар “косил” от армии в дурдоме, и имеет инвалидность, знали все – но прежде этому значения никто не придавал: мало ли, кто как от армии спасался… Но здесь налицо был какой-то приступ помешательства – и едва оттащив разбушевавшегося душителя от жертвы, было единогласно решено вызвать “Скорую”, и сдать “молодое дарование” с рук на руки бригаде психиатров.

Нас извиняет только то, что все были уже навеселе: в суете мы упустили главного героя переполоха. Вот только что он был здесь, душил гостью – а едва его оттащили от жертвы и заговорили о вызове психбригады, как он исчез! Словно сквозь землю провалился!… Кто-то предположил, что наш душитель, едва услышав о том, что решено вызвать для него команду узких специалистов в области декадентской поэзии, испугался и незаметно выскользнул из квартиры. Эту же версию хозяин квартиры был вынужден озвучить и перед приехавшими докторами. Но оказалось, что версия эта никак не соответствует действительности: наше застолье продолжалось своим чередом, когда, примерно через четверть часа после отъезда врачей, поэт-душитель молча вылез из-под хозяйского дивана, так же молча уселся за стол, и налил себе полную рюмку водки.

Всякая наглость имеет свой предел, но беспредельная наглость вызывает ощущение чего-то иррационального, потустороннего. Люди, никогда прежде не сталкивавшиеся ни с чем подобным, склонны относить подобные выходки за счёт “тонкой душевной организации поэта”. Короче говоря, та выходка с попыткой удушения гостьи для него никаких последствий не имела…

Прощали ему очень многое: и потерянные книги, которые он брал у знакомых, и долги, которых он не возвращал, и его манеру пить на дармовщину… И пьяные скандалы с попытками удушения какой-нибудь новой девицы ему тоже прощали. Время от времени, правда, у кого-то из его знакомых лопалось терпение, и после очередной гнусной выходки Клошара, ему собирались, было, надавать по морде – но тут же у него находилась масса защитников. Причём, в первых рядах стояли, как правило, те самые неудавшиеся жертвы его покушений на удушение: “ – Что вы! Разве можно бить Игоря?! – кричали они, - не смейте его трогать! Ведь он же – Поэт!” – а потерявшие, было, терпение, кавалеры бормотали себе под нос: “ – Действительно, а чего там бить?… Ещё убъёшь это чудо ненароком – потом неприятностей не обберёшься…” – и отходили в сторону.

А безнаказанность, как правило, развращает и провоцирует на дальнейшие пакости…
Где-то, в конце девяностых Игорь Клошар решил проявить свою гражданскую позицию, и вступил в партию. И не в какую-нибудь, а в НБП Эдички Лимонова. Я просто умирал со смеху, когда видел его – пытающегося чеканить твёрдый шаг, обутого в армейские берцы, в которые он заправлял джинсы, и одетого в военную рубашку-хаки. В таком виде это чудо старательно вышагивало по улицам – стараясь держать шаг, но так и не переставая при этом сутулиться. Зрелище очень напоминало какого-то дрессированного мелкого грызуна – хорька или кого-то ещё – которого дрессировщик приучил ровно ходить на задних лапках.
С этой Национал-большевицкой партией он принялся буквально терроризировать своих знакомых, требуя от них встать вместе с ним под знамёна Лимонова – и оформить членство в первичной организации. Буквально, это звучало так: “ – Если ты не вступишь в НБП, то ты мне больше не друг!…” Многие вступали – не из симпатий к национал-большевизму, нет – а просто из жалости к “поэту-декаденту”, который стал теперь именовать себя ещё и “гауляйтером”.

В сквере на центральной площади города, прямо на лавочках Кошар стал собирать “партсобрания”. Вернее, в этом самом сквере и на этих самых лавочках мы тогда, обычно, встречались друг с другом и пили пиво – тогда ещё не было этих идиотских антиалкогльных законов – но во время этих встреч наш “поэт-декадент” продолжал приседать на уши всем и каждому, требуя, грозя, упрашивая и умоляя присоединиться к его любимой партии. Вот наши встречи и получили название “партсобраний”…
А так, как пиво тоже является алкогольным напитком, а алкоголь плюс поэт Клошар – это всегда взрывоопасная смесь, то рано или поздно, но нужно было ждать взрыва.

Взрыв и случился в один из тихих летних вечеров 1999 года, когда опустошив уже, кажется, четвёртую бутылку тёплого портера, Клошар вдруг замолчал – а потом, взяв в каждую руку по пустой пивной бутылке и громко воя что-то нечленораздельное, зигзагом рванул с места в сторону здания областной администрации. Как всегда, никто ещё и не успел толком сообразить, что происходит – а останавливать Клошара было уже поздно.
- Кажется, на штурм пошёл, - пробормотал кто-то из присутствующих, - Че Гевара недоделанный…
Клошар, действительно, пошёл на штурм. Уже подбегая к зданию администрации, он метнул перед собой свои бутылки, а затем, вбежав на крыльцо, стал барабанить в двери. На крыльцо вышел охранник в штатском, и что-то спросил у него. В следующий момент они оба скрылись за дверьми – а мы, наблюдая за этой сценой, решили сменить обстановку и побыстрее переместиться в сторону Набережной: вечер был настолько тихим и умиротворяющим, что ни у кого не возникало желания завершить его где-нибудь в РОВД, по подозрению в сочувствии этому пивному путчисту…

Однако, всё вновь каким-то странным образом сошло ему с рук: как он рассказывал впоследствии, на вопрос охранника о том, его ему, собственно, нужно в этот час в государственном учреждении, Клошар потребовал позвать к нему губернатора – он собирался гневно обличить его политику и заклеймить антинародный режим несмываемым пятном позора. Но охранники в Сером Доме, видимо, были хорошо проинструктированы на случай внезапного нападения оппозиционных психов: Клошара успокоили, порекомендовав записаться на приём к Губернатору – и даже записали его ФИО-адрес в какую-то тетрадочку – а потом даже предложили доставить с комфортом до дома (но он, почему-то, отказался) – и отпустили восвояси.

Может быть, я и не прав – да только мне кажется, что именно этот эпизод и уверил его окончательно в том, что любые его проделки так и останутся безнаказанными…
Зная о выходках Клошара, мой друг Уриэль Вегенский однажды даже написал о нём стихотворение. Я не помню текст целиком, помню лишь последние строки:

…Махать ножом, ругаться матами,
Пить исключительно “на шару” –
Но что так мило у Довлатова,
То просто мерзко у Клошара.  

И, по моему, из всех эпиграмм, пародий и прочих стихотворных посвящений ему, это – самое удачное…

* * * * * * * *

…С годами амбиции нашего “поэта-декадента” продолжали расти – а вот уровень литературного дарования продолжал падать. Наконец, он упал до той отметки, что в Правлении местного отделения Союза ПисателЕй России стали поговаривать, что пора, мол… чего уж… вот, и книжки за свой счёт напечатал… да и бегает здесь, крутится под ногами уже лет десять – своим уже стал, родным. Короче, как говорил Остап Бендер, сбылись мечты идиота: со второй попытки наш Клошар был принят в ЭсПэЭр. Был просто человечком – стал Членом. Подобные события не проходят безболезненно для людей с уязвлённым самолюбием – и несчастного Клошара совсем снесло с катушек…

…С моей супругой мы тогда только начали совместную жизнь, и она была знакома ещё не со всеми моими друзьями-приятелями. Не была она знакома и с Клошаром. И вот однажды днём раздаётся телефонный звонок, и Клошар сообщает, что он собрался ко мне в гости – давно, мол, не виделись. “ – Ладно, - говорю, - давай, подъезжай. Только – побыстрее, а то вечером у меня должна быть важная встреча”. “ – Хорошо, - говорит Клошар, - минут через сорок буду. Новые стихи прочту…”.

Через сорок минут он не появился. И через час не появился, и через два, и через три. А вечером ко мне по Очень Важному Делу приехал некий Очень Серьёзный Политик, с которым меня объединял общий деловой интерес. И вот сидим мы с Очень Серьёзным Политиком, и обсуждаем Очень Важные Вопросы, касающиеся стратегии его избирательной кампании, как вдруг – звонок в дверь. Через секунду супруга просит меня выйти в прихожую – а там, покачиваясь, стоит Клошар – совершенно стеклянный! И бормочет приветствия. “ – Хорошо, - говорю я ему, - ты извини, но я сейчас немного занят. Пройди, пожалуйста, в мою комнату, и подожди меня там – а я скоро освобожусь” – и возвращаюсь в гостиную, полагая, что супруга проводит упитого декадента, и он вздремнёт в моей комнате в качалке. Но декадент (мать его!) врывается в гостиную следом за мной, подскакивает к столу, хватает бутылку коньяка, и начинает хлебать из горлышка!…

Немая сцена. Потом я, изображая хорошую мину при плохой игре, начинаю объяснять важному гостю, что это, мол, поэт местный… чего с них, с поэтов, взять? – и потихонечку выталкиваю Клошара за двери, перепоручая это пьяное чучело своей супруге, и прошу сделать так, чтобы в течении ближайшей четверти часа он нам не мешал. И возвращаюсь к гостю.

Ровно через четверть часа из комнаты, куда жена увела Клошара, доносится заунывный вой. Затем слышатся какие-то вопли и всхлипы. Затем всё смолкает на минуту – и начинается вновь. Очень Серьёзный Политик, делая вид, что не слышит никакого шума, говорит, что ему уже, собственно, пора и откланиваться, тем более, что мы уже обо всём договорились – а если возникнут какие-то вопросы, то он мне перезвонит. И быстро уходит.

В это время я вновь слышу вопль из дальней комнаты, и несусь туда. И вижу я дивную картину: моя дражайшая супруга стоит, пылая праведной яростью и сжимая в руке собачью цепь, и грозно вопрошает Клошара: “ – Заткнёшься ты, козёл, или нет?! Если из-за твоих воплей у них сейчас всё сорвётся – я не знаю, что с тобой сделаю!…” - а Клошар стоит перед ней на коленях, и воет: “ – Да! Ещё!… Ударь меня ещё!!!”
“Вот ублюдок! – думаю я, - он тут мне все переговоры сорвал, да ещё и садомазохистский кайф ловит!…”, - и говорю:

- Нет уж, извини. Теперь не она, а я тебя ударю.

И ударил. И поставил ему основательный синяк под глазом. А потом взял за шкирку – и выбросил эту дрянь, это чучело человека вон из квартиры.

И не жалею. 


 
 


Comments

[szlachta2.livejournal.com]

Поэт может обидеть каждого. :-)

[dneprovskij.livejournal.com]

Но и я - художник-передвижник: разрисую, да и в путь! )))

[xena-282.livejournal.com]

Да, первые стихи, в отличе от вторых, еще на что-то похожи.

[dneprovskij.livejournal.com]

И я - о том же...

[philtrius.livejournal.com]

Но это псевдонимъ, разумѣется?

[dneprovskij.livejournal.com]

Разумеется. Я же в самом начале написал.

[philtrius.livejournal.com]

Прошу прощенiя. Пропустилъ.

[dneprovskij.livejournal.com]

Ничего страшного. Если есть желание посмотреть - то вот его авторский сайт: http://lit-kloshar.narod.ru/

[dneprovskij.livejournal.com]

Слушай, а чем таким я ему, пидору, обязан, чтобы его жалеть? Согласись - уж ты-то в курсе дела - что я сделал для утверждения литературной карьеры этого пиздака всё, что было в моих силах. И после этого - сорвать мне переговоры с Дядей Борей?!!
Пиздак - он и есть пиздак. Точка.