АССА: 20 ЛЕТ СПУСТЯ

Бананан:
– Классный папик. Пойду поздороваюсь...

Кто "этот" в сравнении с его прямостью? Кто он, рядом с его обнажёнными глазами? Ничтожество. Червь. Калека. Его сила становится его слабостью. Его лысина гипертрофируется и сжирает его. Его руки стары и плохо пахнут: Козлодоев.

Папик:
– Песня посвящается мне?

Бананан:

– Да. А вам понравилась песня?

Папик:

– Н-нет.

(С. Соловьёв, С. Ливнёв «АССА»)

Вам всё это должно быть знакомо, друзья мои…

Лето, Набережная, тёплый вечер. У парапета стоит группа студентов-гуманитариев – второй или третий курс истфака. Или филфака. А может, юрфака. Или они – не гуманитарии вовсе, а физики. Или медики – неважно. Они – хорошие, умные ребята, и если даже они позволили себе в этот летний вечер взять по бутылке пива, то это вовсе не свидетельствует об их девиантных наклонностях или преступных замыслах. Они увлечённо беседуют… О чём? О Бёрнсе? О Бёрджесе? Да хоть бы и о «The Beatles» – тоже неважно, в конце концов. Они – безусловно, эрудиты и эстеты. А ещё, наверное, аскеты – ведь на стипендию сильно не разгуляешься, а всё, что остаётся от стипендии после вычета на трамвай и столовку, они тратят на книги. Да, они в свои восемнадцать-двадцать лет уже эрудиты: пусть жизненного опыта у них ещё недостаточно, но по уровню эрудиции они оставили уже далеко позади и своих родителей, и бабушек-дедушек. Нет, они не задохлики-очкарики, они – очень даже видные парни, и девчонки на них оборачиваются, и сдачи они дадут, если что… Просто, в этот вечер они пришли на набережную, чтобы поговорить… О чём? О Бёрнсе? Или о Бёрджесе? Да хоть даже и о «The Beatles» – мы же сказали, что не так уж и важно это.

Жизненный опыт в этот вечер сам движется к ним навстречу параллельно парапету. Ему – за сорок, если не под пятьдесят; он одет в светлый костюм и светлые летние туфли, дорогой галстук чуть расслаблен, небольшое брюшко выставлено вперёд, на широком лице – барственно-номенклатурное равнодушное самодовольство. Он совершает свой ежевечерний моцион: живёт он здесь поблизости – во-он в том элитном доме; обычно, в полвосьмого он заходит в бар «Интуриста» и выпивает там грамм сто армянского пятизвёздочного, а потом идёт гулять – но в этот вечер он немного превысил свою норму, и, вместо ста грамм, принял все двести пятьдесят. И его тянет поговорить.

На пути нашего папика – давешние герои, студенты-гуманитарии. Или физики. Или медики. Неважно, в конце концов. Ишь ты, чего-то обсуждают!... Ничего: ( наш папик им, салагам зелёным, сейчас расскажет за жисть! )