АССА: 20 ЛЕТ СПУСТЯ

[dneprovskij]

Бананан:
– Классный папик. Пойду поздороваюсь...

Кто "этот" в сравнении с его прямостью? Кто он, рядом с его обнажёнными глазами? Ничтожество. Червь. Калека. Его сила становится его слабостью. Его лысина гипертрофируется и сжирает его. Его руки стары и плохо пахнут: Козлодоев.

Папик:
– Песня посвящается мне?

Бананан:

– Да. А вам понравилась песня?

Папик:

– Н-нет.

(С. Соловьёв, С. Ливнёв «АССА»)

Вам всё это должно быть знакомо, друзья мои…

Лето, Набережная, тёплый вечер. У парапета стоит группа студентов-гуманитариев – второй или третий курс истфака. Или филфака. А может, юрфака. Или они – не гуманитарии вовсе, а физики. Или медики – неважно. Они – хорошие, умные ребята, и если даже они позволили себе в этот летний вечер взять по бутылке пива, то это вовсе не свидетельствует об их девиантных наклонностях или преступных замыслах. Они увлечённо беседуют… О чём? О Бёрнсе? О Бёрджесе? Да хоть бы и о «The Beatles» – тоже неважно, в конце концов. Они – безусловно, эрудиты и эстеты. А ещё, наверное, аскеты – ведь на стипендию сильно не разгуляешься, а всё, что остаётся от стипендии после вычета на трамвай и столовку, они тратят на книги. Да, они в свои восемнадцать-двадцать лет уже эрудиты: пусть жизненного опыта у них ещё недостаточно, но по уровню эрудиции они оставили уже далеко позади и своих родителей, и бабушек-дедушек. Нет, они не задохлики-очкарики, они – очень даже видные парни, и девчонки на них оборачиваются, и сдачи они дадут, если что… Просто, в этот вечер они пришли на набережную, чтобы поговорить… О чём? О Бёрнсе? Или о Бёрджесе? Да хоть даже и о «The Beatles» – мы же сказали, что не так уж и важно это.

Жизненный опыт в этот вечер сам движется к ним навстречу параллельно парапету. Ему – за сорок, если не под пятьдесят; он одет в светлый костюм и светлые летние туфли, дорогой галстук чуть расслаблен, небольшое брюшко выставлено вперёд, на широком лице – барственно-номенклатурное равнодушное самодовольство. Он совершает свой ежевечерний моцион: живёт он здесь поблизости – во-он в том элитном доме; обычно, в полвосьмого он заходит в бар «Интуриста» и выпивает там грамм сто армянского пятизвёздочного, а потом идёт гулять – но в этот вечер он немного превысил свою норму, и, вместо ста грамм, принял все двести пятьдесят. И его тянет поговорить.

На пути нашего папика – давешние герои, студенты-гуманитарии. Или физики. Или медики. Неважно, в конце концов. Ишь ты, чего-то обсуждают!... Ничего: наш папик им, салагам зелёным, сейчас расскажет за жисть!

– Ну чо, привет, что ли, пацаны! – лоснящаяся ряшка папика излучает византийское добродушие, – «Здравствуй, племя молодое, незнакомое!» – и, быстро повернувшись к одному из студентов, тычет в него указующим перстом, словно красноармеец на знаменитом плакате: – Кто написал? Не знаешь? Какой институт, факультет, курс? Эх ты, лох-лошара! Позвонить, что ли, твоему декану – мы ж с ним каждый год на рыбалку ездим – да пожаловаться, что них*я его студиозы не знают? А? – дядя балагурит, и студенты прекрасно понимают, что не будет он звонить никакому декану – это он просто «метит территорию». Ну, как кобель: задирает лапу повыше, чтобы эти щенки видели, кто здесь папик. Правда, студентам от его шуточек с самого начала немного тошно стало – но папик уже заметил это, и, чтобы не перегибать палку, сменяет гнев на милость:

– Ла-адно! Не буду звонить декану! Слышь, ты, длинный – как тебя там? Мишка? Вот, что, Мишка… – царственным жестом на свет Божий извлекается бумажник, а из него точно таким же царственным жестом извлекается немаленькая купюра и вручается дылде-Мишке, – вот что: сгоняй-ка до «Ветерка», да купи нам всем по паре бутылок пива – я угощаю! Смотри: бери тёмного, бархатного – а не эту «жигулёвскую» мочу, прастигоспади! Ну, дуй давай!

Долговязый Мишка не заставил повторять дважды. Да папик наш и не ждал другого: он же с восемнадцати лет на руководящей работе: сначала в комсомоле командовал, потом по партийной линии выдвинулся, был парторгом, а когда партия приказала – стал и директором. С людьми общаться он умеет, а это – главное; и если на его предприятии какая внештатная ситуация, то он такую восьмиэтажную конструкцию загнуть может, что все его работяги челюсти пооброняют! Он – крепкий хозяйственник, предприятие в кулаке крепко держит – за то его и ценят, и выдвигают – вот, запрошлой осенью депутатом выдвинули. Так что, с людьми он работать умеет и к возражениям не привык. Вот и с молодёжью этой… А что такого? – он может себе позволить, он и сам когда-то молодым был! Да, впрочем, почему – «был»? Вон, секретарша второй раз в декрет уходит! Э-эх! Ну, да ладно…

– Чё, пацаны, поговорим? – масляная физиономия папика светится, как медаль Героя Соцтруда, – вышли чикс поснимать? Нормалёк! – папик знает, что с людьми надо разговаривать на их языке. А для чего ж ещё эти щенки вышли вечером на набережную? – Нормалё-ок! Эй ты, патлатый! Ты не неформал ли часом? А чо патлы отпустил, как баба? Запомни: чиксы на патлатых не ведутся! Вон, смотри, какая у твоего дружбана стрижка – как у нормального мужика, а не как у пидора! Да-а!... А чиксы-то клеевые ходят! Смотри, какая у той жопа! Ты б отказался её… того? Вдуть? – папику весело: он уверен, что разговаривает с этой зелёной молодёжью именно на её языке и именно о тех предметах, которые её, эту молодёжь зелёную, только и волнуют, – Да не ссы ты! Скажи честно: хотел бы вдуть во-он той чиксе промеж ляжек?...

А наши студенты стоят, слушают разглагольствования этого самодовольного папика, и им противно. Да, им противно: они ведь толковали… о чём? О Германе Гессе? О Гарсия Лорке? Да хоть о «T Rex» – да неважно уже! Навязчивый папик убил разговор! Его интересы – про пиво, о бабах, рыбалка-охота, хоккей да футбол...

И вот кто-то из наших студентов подаёт робкий голос:

– Простите… Мы тут стояли, о своём говорили… Мы Вам не мешали… Никого не трогали… И пива у Вас не просили… Не надо нам Вашего пива. Не могли бы Вы уйти?

– Что-о?! – ревёт оскорблённый в лучших чувствах папик. Да что эти сопляки себе позволяют? Он к такому обращению не привык! Он – крепкий хозяйственник, член Бюро горкома, депутат, он своих работяг на предприятии в узде держит – а тут какие-то сопляки!... Ему!... Такое!...

– Что-о! – он уже хватает смелого студента за грудки, – Да я тебя!... Да ты в армии служил, сучоныш?! Ты – слизь! Пидор! Да я тебя одной левой!...

За смелого студента вступается его друг: он – действительно, сильный парень, каждое утро гантели тягает, да и из армии только год, как вернулся. И он берёт папика за руки, крепко сжимает ему запястья, и спокойно – очень спокойно и очень вежливо – произносит два слова:

– Отпусти его!

Сила силу ломит, и папик чувствует силу. И понимает, что сила – сильнее. Но сдаваться он не привык: поле боя должно остаться за ним, во что бы то ни стало! И он отпускает свою жертву, и голосит совершенно по-бабьи:

– Милиция-а-а! Караул!!! Хулиганы напали!!!...

И где-то вдалеке уже слышится топот милицейских берцев по асфальту Набережной, и, слыша этот топот, кто-то из наших умных студентов, эрудитов и эстетов, произносит одно только слово:

– Бежим!

И они молча, но быстро убегают в противоположную сторону.

Догонит ли их милицейский наряд, поймает ли? Дофантазируйте это сами. Лучше дофантазируйте так, чтобы милицейский наряд их не догнал – ибо, в противном случае, они уже не докажут ничего: ни того, что говорили они в этот вечерний час… о чём?... о Достоевском?... о Дали?... да хоть о группе «Doorz» – не докажут они этого! И ничего не докажут – они предстанут перед судом, который обвинит их в хулиганском нападении на Уважаемого Человека и Крупного Руководителя Областного Уровня, и их мамы будут плакать в зале суда – и ещё хорошо, если судимость будет у них условной. И из института их, конечно же, отчислят: ведь их декан уже много лет ездит с пострадавшим папиком на рыбалку…

Поэтому, додумайте лучше, что они благополучно убежали, ладно? Пусть папик останется один на вечерней набережной, и пусть менты не найдут наших студентов – умниц и эрудитов, ладно? А ещё минут через десять пусть вернётся длинный и нескладный Мишка – пусть принесёт он этому папику его «Рижское Бархатистое», про которое тот уже забыл. И пусть раскрасневышийся папик не сразу вспомнит, что сам погнал этого дылду-Мишку за пивом – а когда вспомнит, пусть бросит раздражённо-повелительно:

– Ну?! Чего смотришь? Открывай, давай! – и в ответ на протянутую сдачу брезгливо бросит: – Оставь себе…

…А потом пусть наш номенклатурный герой разглагольствует перед Мишкой на скамейке про «поганую молодёжь» и про «развалили, суки, державу – товарищ Сталин их бы всех расстрелял!»; Мишка будет открывать ему бутылку за бутылкой, и папик наш пусть упьётся на этой скамейке, пусть рассказывает Мишке про то, как в армии сначала взводный и ротный гоняли и п*здили его, салабона зелёного – но уж потом он сам гонял и п*здил духов-первогодков. Пусть расскажет заплетающимся языком, как и кого он трахал в тысяча девятьсот семьдесят забытом году во время областной конференции комсомола – ведь папик любит эти воспоминансы. А потом пусть папик сомлеет, и услужливый Мишка с грехом пополам дотащит его до квартиры. Пусть эта история закончится именно так…

…А дальше будет другая история.

Наши умные мальчики закончат свои университеты и вырастут. И всё у них сложится хорошо: они сделают карьеру – в частном ли бизнесе, на государственной ли, муниципальной ли службе – неважно. Пусть они преуспевают, пусть побывают в тамошних европах и америках, в экзотических австралиях и разных япониях восходящего солнца. Пусть познакомятся с тамошней культурой – в том числе, и культурой политической. Пусть вернутся в родные палестины – у них к этому моменту будет уже не только эрудиция, но и свой жизненный опыт. Пусть даже у долговязого Мишки – у того самого долговязого Мишки, что тащил захмелевшего папика до дверей квартиры, всё сложится хорошо: пусть наш папик возьмёт его к себе шестёркой референтом – ну, или пусть Мишка станет богатым-пребогатым парнем – банкиром, например. Пусть тоже покатается по заграницам, покуролесит где-нибудь на Лазурном Берегу, пусть орденок какой иностранный получит… И пусть потом они все однажды оглянутся вокруг… и вдруг с удивлением заметят, что, как и двадцать лет назад, «рулят»-то всё те же папики – вроде того, что встретился им в юности летним вечером на Набережной. Постаревшие, обрюзгшие, похожие на клоны Брежнева, но – всё те же папики!...

Жизнь папиков не балует: у одного папика сын вырос бандитом – едва отмазал оболтуса, используя связи и положение; у другого – вот незадача! – доча, едва закончив школу, «пошла по рукам», а там и на иголочку «подсела»… У третьего – ещё не легче! – в разнос пошла молодая жена: каждый вечер красотку привозят домой, что называется, «ни петь, ни рисовать», а она ещё с бутылкой по элитному подъезду расхаживает, стучится к соседям, жалуется, какой у неё козёл муж… Но это ничего: папики крепко держатся на плаву, и сдаваться не собираются! Один стал газетным магнатом, другой прикупил хоккейный клуб, третий – тот обзавёлся личным зАмком где-то в Чехии или Хорватии.  В нужный момент они словили конъюнктуру, и вот теперь их так просто не вышибешь из седла – по крайней мере, так им кажется. Ведь главное-то – что? Главное – они умеют общаться с людьми. Ну, или думают, что умеют: их основные «козыри» – «крепкий хозяйственник», «опытный руководитель», «проверенный кадр», «человек с опытом руководства» и т. д.. «Под личную гарантию, под мою ответственность!» – увещевает главный папик с рекламного баннера голосовать за Главную Партию Папиков; «Человек с сибирским характером!» - вторит ему с другого баннера другой папик, призывая голосовать за Запасную Партию Папиков; «Главное – забота о людях!» - изрекает со своего баннера прописные истины ещё один, забронзовевший от долгого пребывания во власти, папик.

На фото: Иркутск, лето 2013 года, рекламный банер правящей партии "Единая Россия"...

...и рекламный банер "оппозиционной" партии "Гражданская Платформа:

Обратите внимание: оба банера сделаны с одним и тем же фоновым рисунком. Их изготавливали в одной и той же дизайнерской мастерской, их делал один и тот же дизайнер. Если бы такой "дубляж" был случайным, то между штабами уже вовсю гремел бы скандал со взаимными обвинениями в "плагиате". Но скандала не наблюдается... "Значит, это кому-нибудь нужно"? Господа, скажите на милость: ОНИ нас за кого держат-то?

И перемигиваются постаревшие и обрюзгшие папики с рекламных баннеров: мол, мы-то знаем, как надо с электоратом – ласково, но строго! У нас-то не забалуешь! Папики лучше знают, чо и как!...

Одного только папики не знают и не могут понять: умные мальчики, которых когда-то, казалось, было так легко «загрузить базаром», выросли. И умные девочки, в которых они когда-то видели только «чикс», выросли. И не просто выросли – они состоялись, добились успеха, заняли своё место в жизни – и они уже не хотят жить в перманентном 1984-м году. Хотя бы, потому не хотят, что на дворе и на всей планете – уже не 1984-й, а 2013-й.

А ещё вчерашние умные мальчики и девочки – те, кому сегодня тридцать, сорок, даже полтинник – не хотят голосовать ни за папиков, ни за их «главные» и «запасные» партии, и не вдохновляются их лозунгами – такими мудрыми на первый взгляд, и такими пустыми на взгляд второй. Вчерашним умным студентам – тем, что говорили… о чём они тогда говорили? о Джойсе?... о Генри Торо?... да хоть бы и о «Queen» – неважно, в конце концов! – им уже нужна другая политика. Хотя бы, потому, что другая политика нужна и стране, и людям. Реальная политика – а не политиканство, и не унылое провинциальное шапито, которыми эту самую реальную политику уже двадцать лет подменяют одряхлевшие, но самодовольные папики. И поэтому вчерашние мальчики, добившиеся в жизни личного успеха, хотят жить в успешной стране и в успешном обществе – и говорят с людьми не просто на понятном людям языке – говорят о том, что действительно важно для людей. Говорят уважительно. Говорят не пустыми лозунгами, а предлагают реальные альтернативы.

На скане: бесплатная политическая реклама "Единой России" и "Альянса Зелёных" в газете Усть-Ордынского Бурятского национального округа (Иркутская область):

"Зелёные", как видим, опубликовали здесь свою политическую программу. На бурятском языке опубликовали - чтобы познакомить со своими целями и задачами местных жителей. "Единая Россия" ограничилась партийной картинкой: видимо, "Единой России" местному населению сказать больше нечего...


Кто знает? – может быть, и получится что-то у нас, у нашего поколения. Может быть, на смену переформатированным КПСС (помните Черномырдина? «Что б ни делали – всё КПСС получается!») появятся в России нормальные партии с нормальными программами. Вернее, не так: они уже появились – их создают вчерашние студенты-эрудиты, набравшиеся своего жизненного опыта и добившиеся реальных личных успехов – но думающие не только о себе. Но этого мало: папики должны уйти. Пусть уходят на пенсию, пусть выращивают клубнику и кабачки – хоть в пригородных коттеджных посёлках, хоть на замковом дворе под Прагой. Но они должны уйти – спокойно и без скандала. Ибо, их навязчивость и менторский тон, за которым нет ничего, кроме барственного гонора, надоел уже всем. Да и «не в тему» он: мы тут, дяденька, о важных проблемах говорим. О чём? Да всё о том же: об экологии и проблемах Байкала, о гражданских свободах и о честных выборах. О том, что на самом деле важно – а ты, дядя, всё со своим хоккеем, со своим «Сибскана» - чемпион!»… Ступай уж. Пусть долговязый Мишка тебя проводит до дверей.


P.S. Ну, и по многочисленным заявкам – музыкальный подарок от Нашей Редакции + Злая Карикатура от наших французских коллег: